– Я понял, милорд, – поспешно ответил Джон.
– Хорошо. Сейчас же поезжай, – примирительно кивнул головой Люк.
– Ребекка, идите скорее!
– Продолжайте решать примеры, – обратилась она к четырем молоденьким девушкам, склонившимся над грифельными досками. Ребекка вышла из гостиной и пошла вслед за Мартой на кухню, сгорая от любопытства.
Марта кивком головы показала на двор.
Ребекка бросилась к окну. Джон уже почти разгрузил свою повозку, сбросив мешки с мукой на землю.
– Что же это такое? – воскликнула в сердцах Ребекка и выбежала из кухни. – Разве я не велела тебе отвезти все обратно?
– Велели, мисс Ребекка, но лорд Рэмсден… – И он развел руками, словно не находя объяснений приказу хозяина.
– Сию же минуту возвращайся домой, да не забудь захватить мешки с мукой! – тоном приказа сказала Ребекка. – Мне безразлично, что подумает лорд Рэмсден!
– Если я привезу провизию домой, он сожжет ее вместе с повозкой!
Ребекка в ужасе уставилась на Джона. Угроза была настолько бессмысленной, что не укладывалась в голове. Пожалуй, Люк Трилоуни сделает это не задумываясь. Разве он ведает, что такое нужда и голод? Ее охватила жгучая ненависть к этому наглому, заносчивому чужаку.
– Ах, вот как! Он решил все сжечь, – воскликнула она и побежала к дому, бросив Джону через плечо: – Подожди, я сейчас, – и скрылась за дверью. Войдя в кухню, она подбежала к плите и, выбрав самые длинные лучины, заранее заготовленные Грегори, снова выбежала во двор. – Отдай их лорду Рэмсдену. Это ему на растопку.
Джон оторопело раскрыл рот, а она молча сунула лучины ему в руки и тут же убежала.
Джон смотрел на кучевые облака, на кромку леса, на каменные стены усадебного дома – куда угодно, только бы не смотреть в глаза хозяину. Поступок Ребекки на этот раз не вызвал у того ни улыбки, ни реплики. Едва Джон закончил свой рассказ о повторной поездке в «Саммер-Хауз», как воцарилось гробовое молчание. Чувствуя кожей, как накаляется атмосфера, Джон искоса взглянул на лицо лорда Рэмсдена, которое словно окаменело. Держа лучину двумя пальцами, он созерцал ее в глубокой задумчивости, затем сломал, швырнул на землю и ушел, не сказав ни слова.
Ну и дела, подумал Джон, ероша рыжевато-русые волосы.
– Ты можешь поехать и посмотреть на своего новорожденного братика, когда захочешь, – сказала Ребекка, переворачивая нотную страницу.
Люси взглянула на нее с недовольным видом и, сбившись с такта, перестала играть.
– Я соскучилась только по Мэри, а об остальных и вспоминать не хочу! – проговорила она сдавленным голосом.
Девочка никогда не заговаривала ни об отчиме, ни о матери и была совершенно равнодушна к брату, о рождении которого она узнала из письма матери. С тех пор, как Ребекка привезла ее в свой пансион, Люси никто не навещал, но, похоже, это мало ее беспокоило.
– Извини, Люси, мне не следовало мешать тебе. У тебя так хорошо получалось. Начни снова. – Ребекка перевернула страницу на начало музыкальной пьесы.
Играла Люси хорошо, но посвящать себя искусству не собиралась. Начав играть, она делала это уже без прежнего усердия и внезапно остановилась, вздохнув и раздраженно поведя плечами. Повернувшись на вращающемся стуле, она хотела что-то сказать, но, открыв рот, уставилась поверх головы учительницы.
– Люси, осталось всего полстраницы! – взглянула на нее Ребекка. Напуганная молчанием девочки, она оглянулась.
– Я стучал, но никто не вышел… Дверь кухни была открыта, и я вошел, – извиняющимся тоном проговорил Люк с порога гостиной.
Ребекка не сводила с него глаз, слыша лишь бешеное биение своего сердца.
– Мистер Трилоуни… – прошептала она, и было непонятно, то ли она приветствует его, то ли сомневается, он ли это.
В гостиной горела всего одна свеча, освещавшая ноты музыкальной пьесы, которую разучивала Люси, и девушкам показалось, что фигура мужчины заполнила собой всю комнату.
– Люси, пойди отдохни в своей комнате, скоро будем ужинать.
Люси улыбнулась лорду Рэмсдену, присев в реверансе, и, шурша цветастой юбкой, вышла.
– Почему дверь кухни не заперта? – строго спросил он. – Мало ли кто может войти.
– Уже вошел, – сыронизировала Ребекка.
– Я имею в виду тех, у кого преступные намерения.
В наступившем молчании Ребекка хлопнула крышкой пианино, закрывая его. Чтобы унять дрожь в руках, она провела ими по одежде, расправляя невидимые складки.
– Зачем пожаловали, мистер Трилоуни?
– Выпить чашечку чая с печеньем. – Голос звучал спокойно, но, стоя всего в футе от Ребекки, Люк с трудом подавлял желание обнять ее.
– Заварка и печенье закончились.
– Знаю, я принес их с собой.
– Забирайте свое печенье и уходите! – вспылила она.
Люк схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.
– Почему вы так враждебны ко мне, Ребекка?
Смерив его презрительным и непримиримым взглядом, она гордо вскинула голову и… очутилась в объятиях его сильных рук.
С замиранием в сердце она чувствовала его ладони, ласкающие спину, забирающиеся в густые золотистые волосы. Бирюзовая лента спала с шелковистых волос, и они рассыпались по плечам. Держа ее голову в ладонях, Люк пытался заглянуть ей в глаза, но она отворачивалась.
– Взгляни на меня, Ребекка. Моя невеста не должна давать слугам повод для пересудов, – мягко укорил он ее.
У Ребекки перехватило дыхание, горло сдавил подкативший ком.
– Ваши шутки более чем бестактны. Я была бы вам чрезвычайно обязана, если бы вы покинули мой дом.
– Я не шучу, Ребекка. – Он прижал ее к себе и поцеловал золотистую головку, с наслаждением вдыхая нежный аромат лаванды. – Вы дали согласие выйти за меня замуж, Ребекка, и вы будете моей женой. У меня серьезные намерения, и скоро в «Таймс» появится сообщение о нашей помолвке.